Сельдяной промысел. Глава из книги «Рыбная ловля в морях и на реках»
В январе начинается ход сельди. Приближаясь к Северному мысу, составляющему верхнюю оконечность Скандинавского полуострова, необозримое полчище сельдей разделяется на два отряда: один из них идет на восток, к берегам Архангельской губернии; другой, несравненно больший, вступает в Немецкое море.
Нам известны особенно голландские сельди, а потому обратим сперва внимание на некоторые подробности сельдяного промысла голландцев.
Они занялись ловлею этой рыбы в половине 12 столетия; однако она получила название большой ловли только через двести лет, когда рыбак Дукельзон нашел средство приготовлять сельди впрок, то есть укладывать их в бочки и солить так, чтобы они, получив лучший вкус, не портились и могли быть отправляемы в дальние края. Суда, употребляемые для большой ловли и известные под именем бюз или догров, имеют особенную форму: они узки и длинны; вместительность их редко превышает 30 ластов, т.е. 3,600 пудов. Экипаж каждый бюзы состоит человек из пятнадцати, в числе которых часто находятся двенадцатилетние дети. Лоцман получает двадцатую часть всей пойманной рыбы, а матросы — по 3 р. 45 к. в неделю. Кормят их кашею, пьют они кофе и водку.
Голландские рыболовы сходятся к 24 июню у Оркадских островов. В ночь с 24 на 25 июня начинается ловля; в следующие дни сети закидываются перед закатом солнца и вынимаются к часам шести утра. Ночное время признают более удобным для лова. Весь день посвящается на приготовление пойманной ночью рыбы. Добывши полный груз, суда возвращаются в Голландию, сдают приготовленный товар, запасаются солью, посудою, съестными припасами и снова спешат в путь, для продолжения своего промысла. По качеству сельди разделяются на три сорта: к первому из них принадлежит малая сельдь. Это — рыба, в которой не было еще ни молок, ни икры; она жирна, бела, нежна и очень приятна на вкус, но сохраняется не так долго. Второй сорт называется полная сельдь. Это — рыба, достигшая совершенного развития, наполненная икрою и молоками; она сочна, вкусна, менее других сортов подвержена порче, и потому на нее большой запрос. Наконец, третий разбор носит название пустой сельди, то есть рыбы, выбросившей из себя икру и молоки; она плоше других на вкус и сберегается недолгое время. В былое время день отправления судов на большую ловлю был праздником для всей прибрежной Голландии. На этот случай написано много старинных песен, которые певались рыбаками перед отъездом. Также и привоз первых сельдей сопровождался народными церемониями. Теперь же купцы, торгующие рыбою, украшают свои лавки флагами и венками из зелени — вот и все. Только, по древнему обычаю, сохранившемуся до сих пор, первую пойманную сельдь торжественно представляют королю, который дарит за это приношение пятьсот флоринов (триста руб. сер.). Вообще сельдяной промысел чрезвычайно упал в Голландии. Прежде большой ловлею занималось около 100 000 голландцев; в конце прошедшего века число это уменьшилось в пять раз, а теперь на сельдяной промысел отправляется не более 1,400 рыбаков. Прежде Голландия изготовляла ежегодно 50,000 тонн соленых сельдей, теперь же приготавляет 34,000 бочек, из которых 21,000 вывозится за границу. Если мы сравним голландскую ловлю с английскою, то упадок голландской обнаружится еще яснее. Английская или шотландская сельди хуже; но они все-таки недурны и притом много дешевле, а потому и запрос на них несравненно обширнее. В розничной торговле слывут они голландскими, и непричудливые покупатели никогда не спорят с продавцами о названии; многие совсем даже не знают о существовании шотландских сельдей, которые подорвали в Голландии промысел, долго считавшийся золотым прииском этого государства.
Обратимся к отряду сельдей, посещающих наши, русские, воды.
Достигши берегов северной России, они разделяются на множество отдельных партий, которые заходят в заливы Архангельской губернии, где, вероятно, от свойства пищи белое и нежное мясо сельдей становится иногда грубо и получает красноватый цвет. Главный улов их производится в трех местах: в селе Поньгам, в Соловецком монастыре и в деревне Сороке.
Поньгамская сельдь, самая крупная из беломорских сельдей, ловится преимущественно поздней осенью, во время заморозков. Когда установится зимний путь, везут мороженых сельдей на шунгскую ярмарку, где и сбывают их в довольно большом количестве. Вылавливается осенью около 6,000 пудов.
Соловецкая сельдь, хотя жирна и довольно бела телом, однако значительно мельче поньгамской. В тысяче штук последней весит от пяти до семи, а в соловецкой от полутора до двух с половиною пудов. Эти небольшие сельди называются голодьею, в отличие от самых крупных, которым дано почему-то название зауреи. Свежей голодьею питаются летом не только монахи, но и богомольцы, посещающие Соловецкий монастырь. Несколько тысяч пудов этой рыбы идет ежегодно в засол, который производится здесь несравненно чище и аккуратнее, нежели в Поньгаме и Сороке. От этого соловецкие сельди находят сбыт в Архангельске.
Сорокская голодья мельче соловецкой, но превосходит ее вкусом. Говорят, что уха, сваренная из этой рыбы, не уступает стерляжьей. Лов ее происходит преимущественно осенью, может быть, и потому, что в это время заходят в Сорокскую губу самые лучшие сельди; но, кажется, причина главная заключается вся в том же неуменье заготовлять впрок рыбу, пойманную в летние месяцы. Конечно, это дело немудреное; но оно не клеится у беломорских рыбаков от невнимания, от лени и невообразимого неряшества. Соль употребляют они, по большей части, самую негодную и, сверх того, скупятся потратить ее, сколько бы следовало; на рассохшиеся бочки не набивают новых обручей, не моют и не парят их. Легко представить себе, какова должна быть рыба, заключенная в зловонную посуду, из которой вытекло больше половины рассола; трудно поверить, чтобы на такую дрянь могли найтись охотники; однако они есть, потому что эти зловонные сельди раскупаются. Кому бы, кажется, охота есть такую невкусную и даже иногда очень вредную вещь, а вон, посмотрите, дядя Иван, который прошлый год чуть-чуть не умер от такой же точно рыбы, опять купил ее два фунтика.
— Ой, не ешь! - предостерегает его заботливая хозяйка, вспомнивши прошлогоднее происшествие.
— И, мать моя! - отвечает дядя Иван, наполняя квасом глубокую деревянную чашку, когда уже успел он сложить туда зеленый, мелко искрошенный лук и крупными кусками нарезанную рыбу. — Ты помнишь, чай: в те поры и Семен, и Андрюха — царство им небесное — Богу душу отдали, а у меня пососало маленько под ложечкой, покряхтел я денек, да и стал здоровешенек. Ты что хошь говори, а уж это как кому на роду написано. Иной, примерно, паука съест, и то с рук сойдет, а другой белуги с ржавчинкой отведает — глядь: парень-то и ноги протянул. Мне вот, смерть как захотелось солененького. Ай - да, рыба, — продолжает он, уписав половину огромной чашки.
Таких потребителей у нас многое множество. На них-то рассчитывают, конечно, и сороцкие рыбаки. «Съедят, дескать, не побрезгуют». Коптить сельдей они тоже не умеют, а потому и продают преимущественно мерзлую рыбу. За нею приезжают к ним покупатели из губернии Олонецкой и Вологодской. Первые везут ее в Петербург, а вторые коптят у себя, в селе Кубенском. О количестве сельдей, ежегодно посещающих Сороцкую губу, можно судить по тому, что осенью вылавливается их до 40,000 возов. Считая в каждом возу по 15,000 штук и полагая в тысяче пуд весу, выходит, что двухмесячный осенний улов дает около 1,200,000 пудов. Это очень почтенная цифра. Она доказывает, что наша Сорока перещеголяла в некотором роде Голландию.
Осенний лов сороцкой голодьи представляет самую оживленную картину. И стар, и мал, все деревенские жители переселяются на лодки и карбасы, которые становятся попарно, соединенные двумя концами невода, никогда не бывающего длиннее ста сажен. Сельди толпятся иногда в глубине воды сплошной грудою. Если они на ходу, то о их присутствии узнают по особенному шуму; если же на отдыхе присмирели и не движутся, тогда рыбак, стоящий на носу карбаса, ощупывает их длинным шестом и дает знать о присутствии рыбы своим товарищам. Карбасы быстро расходятся и растягивают невод. Тут начинается хлопанье по воде палками: испуганная рыба мечется в разные стороны; карбасы начинают медленно приближаться друг к другу, наконец сходятся, и рыбаки вынимают невод, наполненный сельдями. Вся эта веселая работа сопровождается шумом, смехом и говором.
Д.В. Григорович
СПб, 1860 Из собрания Павла Гусева
